Повисла долгая тишина, которую Билли нарушил, задав свой последний вопрос:
– У вас есть невоплотившиеся амбиции? Пономарь на минуту задумался.
– Да, – наконец сказал он. – Мне бы хотелось сжечь дотла город Ливерпуль.
– Почему?
– Что значит почему? Ты когда-нибудь там бывал?
Тем вечером, вернувшись в ветхий домик на Альберт-роуд, Билли дважды прокрутил запись интервью. После первого прослушивания он почувствовал, что его как будто вываляли в грязи, ему стало стыдно. Ему показалось, он дал Пономарю легко отделаться, позволил жирному Мальку увернуться от всех вопросов, кроме самых банальных. Проще говоря, Билли решил, что провалился как журналист. Но журналистский провал еще не обязательно повод для самобичевания. Можно потерпеть неудачу в профессиональном плане и тем не менее победить в человеческом. Однако Билли, который требовал от себя слишком многого, счел, что провалился по обеим статьям.
Но позже, уже пропустив пару рюмок рома, он прослушал запись еще раз и осознал, что если сохранить все то, что Пономарь требовал выбросить, то статью еще можно спасти. Подгоняемый алкоголем и непутевым энтузиазмом, он взялся за работу. К двум утра статья была закончена. В ней остались вся похвальба, все оскорбления и пустые угрозы, и этого было более чем достаточно, чтобы упрочить за Малькольмом Пономарем славу злобного паразита. Преисполненный ликования, но слишком пьяный, чтобы встать, Билли лег на диван и закрыл глаза.
Но бежал я напрасно! Мой злой гений, словно бы упиваясь своим торжеством, последовал за мной и явственно показал, что его таинственная власть надо мною только еще начала себя обнаруживать.
Эдгар Алан По. «Вильям Вильсон»
Тони помахал рукой перед лицом Билли.
– Эй? Есть тут кто?
Выкашляв облачко пахучего дыма, Билли рассеянно передал косяк Тони. Заметив его остекленевший взгляд, Тони толкнул друга локтем.
– Билл? Ты в порядке? Билли поежился.
– Ага. Просто приход слишком уж странный. Мне показалось, я увидел кое-что...
Тони, отмахиваясь, рассмеялся.
– Я же говорил, с одного пыха берет. Вот почему идет по сто тридцать за унцию.
– Мне не по карману, – отозвался Билли.
– Сто двадцать, и я граблю самого себя.
– Как ты можешь грабить себя, Тони? Трава ведь тебе ничего не стоила. Ты же ее украл, черт побери.
Тони был невысоким и угловатым, с высокими скулами и тонким точеным лицом. Он служил детективом в отделе наркотиков, и было сомнительно, что до пенсии его повысят – вследствие отвращения к ответственности и прогрессирующей кокаиновой зависимости. Тони только что сменился. Утром ему доверили выгрузить из сейфа и отвезти на сжигание внушительный запас запрещенных законом веществ. Но в огне погибла лишь половина груза. Вторая необъяснимым образом осталась в багажнике «вокс-холла кавальера» Тони и теперь поступила в продажу родным и друзьям. Но сегодня Билли не покупал.
– Да нет, можешь, конечно, можешь купить, – насмешливо подстегнул Тони.
– Наверное, мог бы, если бы захотел. Но я завязал. Ассоциации неприятные.
– Какие еще ассоциации? «Ассоциация продажных офицеров полиции»?
– Я хочу сказать, мне не нравится то, почему я принимаю искусственные стимуляторы.
Тони так пыхнул косяком, что тот уменьшился на добрый дюйм.
– У тебя депрессия, Билл, и это потому, что тебя бросила девчонка. Но, честно говоря, пусть Никки смазливая, но груди-то у ее нет. В некотором смысле это благословение.
Друг хотел сказать что-нибудь доброе, но на Билли его аргумент не произвел впечатления. Тони же не отставал:
– Какие причины?
– А?
– Какие причины тебе не нравятся?
– Ну знаешь, даже с травой у меня раньше бывали небольшие озарения.
Вид у Тони стал скептический.
– Я говорю про то, когда слушаешь, как журчит ручей и слышишь музыку... и деревья мерцают как сказочные существа.
– Ах ты, Господи!
– С тобой никогда такого не случалось? Ты никогда под кайфом музыку не слышал?
Рассмеявшись, Тони покачал головой.
– Сдается, ты вообще не понимаешь, зачем наркотики, Билл. Они не для того, чтобы во что-то погрузиться. Они – того, чтобы оттуда выползти. Потому и называются «для отдыха».
Билли как раз собирался привести убийственный аргумент про «учиться играя», когда до него дошло, что никого им не «убьет», потому что Тони все равно не поймет, о чем речь. Билли дарил Тони подписанные экземпляры всех своих книг, но друг никогда не мог дочитать до конца. Недовольство Тони сводилось главным образом к тому, что истории начинались неплохо, но потом Билли обязательно все портил, оживляя мертвецов. Тони, навидавшийся трупов за свою карьеру в полиции, еще никогда не видел, чтобы какой-нибудь встал со стола в морге, а потому считал, что книгам Билли не хватает реализма. Сам о том не зная, Тони был экзистенциалистом, полагавшим, что люди рождаются, живут хреново, а потом умирают.
Билли тоже так считал, но верил, что, когда хреновая жизнь заканчивается, дух продолжает жить. Иными словами, Билли полагал, что нашего потенциала хреновости хватит на целую вечность. В начале двадцать первого века верить в вечную жизнь немодно. Круто – принимать наркотики, быть младше двадцати пяти и так или иначе связанным с музыкой, Голливудом или индустрией моды. В таком порядке.
Тони и Билли подкуривались в кафе на Сент-Энн-сквер. У Билли были дурные ассоциации с этим местом, потому что здесь в восемьдесят пятом он ввязался в драку с манчестерской рок-группой под названием «Новый порядок». Несчастливый исход драки стал первой пробой Билли на поприще журналистики. «Новый порядок» только что выпустил новый альбом, который Билли не стал слушать из принципа. Менеджер группы отказался дать Билли кассету бесплатно, а за отсутствием лишних денег Билли не хотел тратиться на то, что, как он инстинктивно чувствовал, окажется мусором.